– Суд чинить над тобой, — рассмеялся Губкин. — Ты же один из тех, кто в двадцать шестом году не оправдал его надежд. И когда-нибудь тебе во сне привидится такое: Петр в своих ботфортах сходит с пьедестала и вопроша­ет: «А почему сия находка не была открыта пять лет то­му назад?» Ты, конечно, стал бы ему совать бумажку, оп­равдываться: я-де, великий государь, тут ни при чем, та­ково было повеление свыше. Даже председатель ОК КМА тогда ничего не мог содеять, а я, государь, мелкая сошка. А он бы тебя за такое уничижение приголубил вон тем якорьком: не прячься за чужую спину, действуй по своему разумению...

– Но ведь теперь-то мы привезли в Воронеж керны богатой руды, — напомнил Илья Сергеевич.

Его настроение помрачнело. Совсем недавно по дороге из Коробкова в Воронеж он вслух мечтал о встрече с ака­демиком, ожидал от него похвал и восторгов и, главное, обстоятельного разговора об открытии богатой руды.

А Губкин, в душе радуясь открытию, выражал свои чувст­ва шутками, подтруниванием.

Усевшись на скамейке, он сказал:

– Посмотри отсюда, снизу, на монумент. Он прямо замахивается на тебя, Илья. Знает, в кого метить.

Степан сел рядом с Губкиным.

Памятник теперь казался еще выше, величественней. Оранжевые отблески солнца упали на пьедестал, наполо­вину высветлили якорь у ног царя-кораблестроителя. Над сумеречно потемневшим сквером, над вечерней городской суматохой еще ярче сияла голова Петра в лучах предза­катного солнца. И вдруг Степан как бы почувствовал се­бя на виду у двухсотлетней истории России. Это она гля­дит из глубины веков округло-выпученными глазами Петра.

Глубина веков... На месте теперешнего города тогда шумели леса. А потом царь Петр...

 

...наш плотник и матрос

Нежданно жизнь сюда занес.

И падал лес под топорами,

Визжали пилы, и росли —

Гроза Азова — корабли.

 

– Ну, делу время, а потехе — час, — переменив тон, деловито бросил Иван Михайлович, поднимаясь со ска­мейки. — Пошли в клуб. Скоро начнется съезд.

Они молча прошли два квартала по проспекту, свер­нули на улицу Комиссаржевской, затем — на Никитин­скую. Вся эта улица была запружена телегами, таранта­сами, линейками и дрожками-бегунками. Среди них теря­лись одинокие запыленные автомобили.

Робко, робко вторгается век мотора в тележную Русь, — заметил Губкин, поднимаясь по ступенькам парад­ного подъезда в клуб имени Карла Маркса,

 

2

Съезд открылся с небольшим опозданием.

Все шло обычным порядком: избрали президиум, ут­вердили повестку дня с двумя вопросами — о КМА и об электрификации области.

К трибуне подошел Губкин. По тому, как он пригла­живал пышные, тронутые сединой волосы и поправлял очки, Степан догадался, что академик взволнован. И чего бы это? Делегаты съезда мало чем отличались от рабфа­ковцев и студентов Горной академии, собиравшихся в актовом зале на публичные лекции Губкина.

1 2 3 4