Весь механизм общественной и хозяйственной жизни царской России был настроен на то, чтобы подчинить талант человека служению сиюминутным выгодам предпринимателей. «Выбившегося в люди» даровитого инженера или ученого не затирали, не притесняли, отнюдь — буржуазия принимала его в свой «клан», его покупали, и эта «золотая клетка» для многих становилась нормой жизни, тем более желанной, что за плечами у такого человека стояли годы, а то и десятилетия нищеты, полуголодного существования на случайные заработки.
В 1913 году сорокадвухлетний геолог Губкин, недавно снискавший себе известность открытием так называемого рукавообразного залегания месторождения майкопской нефти, пишет жене:
«Все последнее время я был занят буквально день и ночь — до двух, даже до трех часов... Я взял одно поручение — обследовать участок возле грязевого вулкана Таурогай, в 25 верстах к западу от разъезда Дуванного. Эту гастроль я получил от общества «Волга». Она продолжится, вероятно, дней 5—6... Взял я с этих господ по 100 рублей в день...»
Кто может с уверенностью сказать, как сложилась бы судьба талантливого геолога, не провел ли бы он свои лучшие годы, выполняя задания всевозможных господ нефтепромышленников, если бы не Октябрьская революция. За Губкиным золотая клетка не успела захлопнуться, и как река, попадая на водораздел, не выбирает иного пути, кроме как вниз по склону, так и для крестьянского сына Ивана Губкина не было вопроса, за кем идти...
«...Известие о Великой Октябрьской социалистической революции застигло меня в Соединенных Штатах Северной Америки, куда я летом 1917 года был делегирован Временным правительством для изучения нефтяных месторождений. В г. Биллингсе я прочитал в газетах телеграммы об Октябрьском вооруженном восстании. Газеты вышли с аршинными заголовками: «Большевики у власти! Временное правительство низложено!» Американцы терялись в догадках, что же произошло в Петрограде. Газеты только сбивали читателя с толку, называй большевиков не иначе, как «экстремистами».
Вскоре я попал в Оклахома-Сити, где проходил съезд геологов всех штатов Северной Америки. Узнав о присутствии на съезде русского, американцы пришли ко мне и сказали:
– Расскажите, что происходит у вас в России?..
Просьба американцев застигла меня врасплох.
Но я согласился выступить. Речь я начал на плохом английском языке, а закончил на русском. Во время речи ответы на мучившие меня вопросы пришли сами собой, и все стало на свое место, все стало ясно.
– Взоры всего мира, — говорил я, — обращены сейчас в сторону моей родины. Люди спрашивают себя: что произошло, что происходит в России? Что за зарево видно на горизонте? Коллеги! Вас хотят уверить, что это — зарево огромного разрушающего пожара, в котором гибнет культура. Неверно! Взгляните в сторону революционной России, и вы увидите на горизонте не зарево пожара, а зарю восходящего солнца, свободы и счастья. Над Россией взошло солнце новой жизни, солнце нового мира...
Волнение и энтузиазм, с которым я говорил, передалось и аудитории. Переводчик перевел речь с не меньшим жаром. Съезд устроил колоссальную овацию — это была овация, обращенная к Октябрьской революции...»